Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 - Нелли Шульман

– Лицо знакомое, – она прищурилась, – он похож на вице-президента Вулфа, тетя Марта… – девушка рассмеялась:

– Я его помню из учебников… – тетя убрала рисунок и больше об этом не заговаривала:

– Но почему не фото, – спросила себя Густи, – наружное наблюдение сняло бы нас вдвоем. Может быть, есть и снимки, – она сжала руку в кулак, – но я ничего запрещенного не делаю. То есть делаю, я должна была поставить Набережную в известность об Александре… – Густи напомнила себе, что с тетиной паранойей, случись ей заикнуться о связи с немцем, как она оказалась бы на следующем рейсе в Лондон:

– Меня бы отправили анализировать советские газеты до конца моих дней… – сказала себе девушка, – но я правильно сделала, что не отказалась от миссии в СССР… – по словам тети Марты, речь шла о легальном посте:

– Переведем тебя в министерство иностранных дел, – объяснила тетя, – назначим на должность помощника атташе. Русские пропустят твою кандидатуру, ты нигде не засвечена. Ты станешь наживкой… – она поиграла паркером, – Лубянка знает, что ты дочь генерала Кроу. Они будут следить за тобой, но ты отвлечешь их внимание от настоящей миссии…

Густи предполагала, что речь идет о Теодоре-Генрихе:

– Я ничего у нее не спросила, чтобы не вызывать подозрений. Ладно, дипломатический пост это ненадолго. Объясню Александру, что получила стажировку, в той же Америке… – по лицу тети, как обычно, ничего прочесть было нельзя:

– Она приветлива, но это ничего не значит, – напомнила себе Густи, – сейчас мне надо быть особенно осторожной… – Марта тоже думала об осторожности:

– Но Инге не полезет на рожон, не такой он человек… – она шепнула Инге:

– Я тебя погоняю по всем фотографиям, но, скорее всего, курировать симпозиум физиков будет генерал Журавлев… – Инге кивнул:

– Он занимается атомным проектом. Он был в Германии в конце войны, покойный дядя Джон его… – доктор Эйриксен не закончил. Марта понизила голос:

– Он законсервирован. Его приемная дочь, то есть дочь дяди Максима, Мария, пропала без вести в операции, где погибли дядя Джон и дядя Меир… – Инге не потребовалось записывать информацию:

– Формулы хорошо тренируют память, тетя Марта, – объяснил он, – вы правы, надо оставлять меньше следов на бумаге. Я все помню. Мария, дочки дяди Эмиля и Павел или Паоло… – Марта отозвалась:

– Он, наверное, умер младенцем, в лагере, где сидела его мать, но мало ли что… – Волк считал себя обязанным найти сына товарища по оружию:

– Относительно интереса к тебе не беспокойся, – подытожила Марта, – мы обеспечим дымовую завесу для Лубянки… – Марта не сказала Инге, кто станет приманкой для КГБ. Она заставила себя не оборачиваться:

– Густи не врет, я в ней уверена. Она не знает Шпинне, никогда его не видела. Но ради чего Паук приехал в Гамбург? Ради Аарона, сына коммуниста, или Ханы, дочери советского агента… – Марта велела себе пока не думать об этом:

– Ерунда, молодежь чиста. Аарон предупредил меня о мистере Тоби Аллене, то есть Филби. Но Хана и Джо, с их связями, могут заинтересовать русских… – прелат осенил общину крестным знамением, зашуршали одеяния монахинь. Скрипели скамьи, община поднималась. Марта тоже встала:

– Бедная Клара на пятом платке… – она поймала грустный взгляд женщины, – ничего, полгода девочка поиграет в монашескую жизнь и вернется домой… – взойдя на кафедру, епископ откашлялся:

– Сегодня нас ждет знаменательное событие…

В раскрытые двери храма с Бромптон-роуд донеслись восторженные голоса полуденных газетчиков: «В последний час! В последний час! Человек в космосе! Русский коммунист Гагарин облетел земной шар и приземлился живым! Победа СССР в космосе!».

Эпилог

Апрель 1961 года, Марокко

Касабланка

Прохладная вода выложенного узорной плиткой бассейна рассыпалась брызгами. На темных волнах закачалось отражение низкой луны. Медленно гасли звезды. На западе, над океаном, разгоралась алая полоска восхода. Бассейн окружили пальмами. Атлантический ветер шелестел острыми листьями деревьев. Даже сюда, в медину, доносился шум прибоя.

Особняк стоял на границе старого, арабского города и новых, как их называли в Касабланке, построенных в начале века, французских кварталов. Трехэтажное здание рыжего песчаника отгораживалось от улицы резными, выкрашенными в голубой цвет воротами, с окошечком привратника и медным молотком:

– Резиденцию давно электрифицировали, – заметил его величество, – однако многие гости предпочитают пользоваться молотком и зажигать свечи. Здание старинное, времен первого посольства США в нашу страну… – на разноцветные плиты пола бросили потертые ковры и львиные шкуры. В усаженном розами закрытом дворе журчал мраморный фонтан:

– У меня большой дворец в пригороде Касабланки, – объяснил король, – однако вам будет удобнее в приватном особняке для уважаемых гостей… – запыленный, открытый виллис встретил церемонный дворецкий в смокинге, говорящий на отменном французском языке. До войны месье Мохаммед подвизался в Париже, в отеле «Риц». Он распахнул перед Евой двери огромной, с видом на океан спальни:

– Вы тогда еще не родились, мадемуазель. Должен заметить, что это отличная выучка… – завтрак накрывали на крыше особняка, под бьющимся на океанском ветре шатром. Вынырнув, Ева откинула назад влажные волосы:

– Джон наверху, – поняла девушка, – он ранняя пташка, как и я…

В Рабате они завтракали с его величеством. Еве и Джону отвели отдельные комнаты в королевском дворце, с собственным садом. Изящный мостик вел на остров посреди пруда. Король Хасан показал им искусной работы саркофаг:

– Здесь похоронена единственная дочь султана Сиди Мохаммеда, – вздохнул монарх, – именно при нем Марокко стало поворачиваться лицом к западу. Он установил дипломатические отношения с Америкой, приглашал в страну европейских ученых… – Еве было неуютно под пристальным взглядом короля:

– Ему едва за тридцать, он только женился, но намекает, что хочет взять вторую супругу. Он заканчивал университет Бордо, но не оставил местных традиций… – Хасан повел рукой:

– Гаремов давно нет, – он коротко усмехнулся, – по крайней мере, официальных, но пророк разрешает нам многоженство. У моего отца было три жены… – король ездил с Евой в университетский госпиталь Рабата, расспрашивал ее об учебе и будущей работе в Конго:

– Нам нужны хорошие врачи, – заметил он небрежно, – вы знаете французский язык, вы можете закончить образование здесь… – цепкие глаза короля шарили по ее фигуре. Выяснилось, что во дворце читают модные журналы. Хасан встречал фотографии Евы в Vogue:

– Моя жена любит западные наряды, – заметил король, – я тоже, как видите, предпочитаю костюм… – Ева вылезла из бассейна:

– Я ему раз двадцать сказала, что я еврейка, но его это не остановило… – девушку отвезли и в синагогу:

– Евреи граждане моей страны, – удивился его величество, – выстроив Эс-Сувейру, султан Сиди Мохаммед предложил общине льготные условия для переселения в новый город. Пророк разрешает нам жениться на еврейках… – Ева, довольно дерзко, отозвалась:

– Евреи уезжают из Марокко в Израиль, ваше величество. Они боятся, что окажутся не ко двору при вашем правлении… – Хасан недовольно хмыкнул:

– Остановить я их не могу, но они делают большую ошибку, как и европейцы… – за четыре года, с момента обретения Марокко независимости, страну покинули почти все французы. Набросив на мокрый купальник шелковый халат, Ева поднялась по витой лестнице на крышу:

– Но кое-кто еще остался. Французские рестораны работают, бары открыты, несмотря на то, что Марокко мусульманская страна… – Ева была рада покинуть Рабат:

– Его величество не станет меня похищать, на дворе двадцатый век, человек полетел в космос, но лучше быть подальше от Хасана… – она напомнила себе, что увидится с королем и в Марракеше:

– Он сказал, что его долг проводить высокого гостя, то есть Джона… – кузена все упорно называли его светлостью. Наследный герцог смеялся:

– Хоть здесь воспользуюсь титулом. На Ганновер-сквер почестей не дождешься, там больше шансов получить подушкой по голове… –